Когда говорят о великом Наполеоне Бонапарте, всегда вспоминают лишь его военные компании на Европейском континенте и достаточно редко о мечте всей его жизни – завоевании Индии.
Знаменитый Египетский поход, предпринятый французским полководцем в 1798 г., по замыслу Наполеона должен был стать лишь первым шагом для покорения Индии. Но после катастрофы при Абукире, когда адмирал Нельсон уничтожил французский флот, и неудачного похода в Сирию, Наполеон вернулся во Францию, где взял власть. Но даже в разгар политической борьбы он продолжал грезить Востоком.
В 1800 г. он заключает военно-политический союз с российским императором Павлом I, известным своей экспрессивностью, заражает его идеей совместного похода в Индию и предпринимает энергичные меры к его осуществлению. И лишь убийство Павла I помешало осуществлению этих планов. Предлагаем читателям узнать, как это происходило, как российские войска предприняли первое движение в сторону Центральной Азии, обозначив скорую перспективу присоединения этого обширного региона к Российской империи.
«Приготавливаясь к экспедиции в Египет, я не собирался лишать престола великого султана. По пути туда я уничтожил дворянство Мальты, хотя до этого ему удалось сопротивляться силам Оттоманской империи» – признался Наполеон на Святой Елене. Франция затеяла египетскую экспедицию с целью завоевания английской Индии, но второстепенной целью было желание закрепиться в Северной Африке и Ближнем Востоке, т.е. превратить межконтинентальный бассейн Средиземноморья во «Французское озеро».
Придя к власти и разобравшись с внутренними проблемами, Наполеон Бонапарт, ставший Первым Консулом Французской республики, начал проводить активную внешнюю политику. Одной из ближайших политических задач для Франции он ставил продолжение французской экспансии в Передней Азии и устранения из Средиземного моря английского флота.
Официально считалось, что вернувшийся в Европу генерал оставил Египет оккупированным, а Мальту – присоединенной к Франции. В Африке французами командовал генерал Клебер, имевший под ружьем до 17000 солдат и сформированные им батальоны негров и арабов, а это еще 5000 человек. На Мальте стоял гарнизон генерала Вобуа в 3000 солдат. И Наполеон серьезно думал о возобновлении экспансии на Восток. Теперь он уже не мечтал о Восточной империи Македонского, а хотел изгнать англичан из Средиземноморья. Но орешек оказался не по зубам.
Османская Порта в конце XVIII века «трещала по швам», и достаточно было легкого дуновения, целенаправленного давления извне, чтобы огромная Турецкая империя развалилась. Готовясь к экспедиции в Египет, Бонапарт наладил переписку с пашами Янина и Скутари, правителями Греции, Албании и Македонии, эмиром Ливана и беями Алжира и Туниса. Главы этих провинций Османской империи были почти единовластными правителями в подконтрольных им землях. После провала египетского похода в Африку и Азию, Наполеон потерял с ними контакт.
Огромным ударом по политике превращения Средиземноморья во «французское озеро», стал захват русско-турецкими войсками важной стратегической базы в Адриатике – острова Корфу и других островов Ионического архипелага. В свое время Бонапарт писал Талейрану: «Ионические острова для нас интереснее всей Италии, вместе взятой. Я думаю, что если бы мы вынуждены были выбирать, то лучше бы было отдать всю Италию императору (австрийскому) и оставить эти острова себе».
С таким трудом завоеванные Бонапартом к 1798 году позиции в Средиземном море к 1800-1801 гг. оказались бездарно потерянными. Египетская армия брошена на произвол судьбы, флот уничтожен англичанами, Италия отвоевана Австрией и Россией, Мальта блокирована флотом Нельсона, а Ионические острова стали русско-турецкой провинцией.
Вторая антифранцузская коалиция распалась вскоре, после возвращения Наполеона Бонапарта из африканских пустынь в Европу. Русский император «разобиделся» на Австрию за предательство интересов армии Суворова в Альпах и на Англию, за ужасное обращение с русским экспедиционным корпусом в Голландии и за ее отказ вернуть России Мальту, чем и воспользуется потом Бонапарт.
Первый консул начал «прощупывание» почвы на счет создания коалиции против Англии – основного соперника Франции на мировой геополитической арене. Также постепенно он стал возвращать утерянные рубежи на Средиземном море.
6 мая он покидает Париж, форсированным переходом через альпийский перевал Сен-Бернар, Наполеон входит в Италию и за короткое время повторно завоевывает ее у Австрии. Мирный договор был заключен уже в феврале 1801 года. Через месяц был заключен новый договор между Испанией и Францией в Аранцуэце, по которому республика получала Западную Луизиану в Северной Америке, а саму Испанию в союзницы.
Все еще находясь в состоянии войны с Османской империей, в начале 1801 года Наполеон попытался послать в Египет небольшой флот адмирала Гантома с подкреплением для французской армии. Адмиралу был дан крайне категоричный приказ собрать все суда, которые способны не то, что плавать, а хотя бы держаться на воде, для транспортировки войск в помощь Клеберу. Но вспышка чумы на кораблях и бдительность английской эскадры помешали осуществлению этой операции. Страж морей, Великобритания прочно обосновалась в Средиземноморье. И, исчерпав всякие возможности, выдворить ее оттуда, первый консул запланировал ужалить Англию пикой русских казаков в самом ее больном месте – в Индии.
Наполеон стремился сделать зоной французского влияния не только Средиземноморский бассейн. Изучая документы статистических служб, и памятуя об историческом опыте, консул прекрасно понимал, что торговые, экономические и политические интересы Франции и Англии будут пересекаться во всех уголках мира.
Складывалась неприятная картина: говоря словами историка А.Манфреда, «лев не мог достать кита в море, а кит льва на суше». Могущество Англии было, конечно же, в ее флоте, большом и быстроходном. Это государство могло мобильно перебросить сколь угодно значительные военные силы в любую часть мира, чтобы покорять, завоевывать и порабощать менее развитые цивилизации, земли и народы. Расширять свои владения за морями-океанами хотела и Франция. Отсюда и конкуренция, отсюда споры, отсюда и военные конфликты.
В течение всего XVIII века Англия и Франция вели бесконечные войны по всему миру: в Америке, в Азии и в Африке. Залогом успеха становился сильный флот, но тут Альбион оказался сильнее, французские верфи не успевали строить и спускать на воду новые суда, как те уже оказывались на дне морском. Такая дуэль континента и острова могла длиться бесконечно, но Наполеону попался на глаза один любопытный отчет французского агента Директории в России Гюттена от 1799 года.
«Союз с соседними нам державами будет непрочным и недолговечным… будем искать союз с великой державой, которая по своему географическому положению считала бы себя и действительно была бы в не опасности от нашей армии и наших принципов, – писал дипломат. – …Две державы, объединившись, могли бы диктовать законы всей Европе… Россия из своих азиатских владений… могла бы подать руку помощи французской армии в Египте и, действуя совместно с Францией, перенести войну в Бенгалию».
Именно так будет выглядеть русско-азиатская политика Бонапарта в ближайшем будущем и робкие слова этой записки «будет» и «могли бы» превратятся в «будут» и «смогут».
В своих самых сокровенных мечтаниях Наполеон хотел сделать из Российской империи удобный рычаг, инструмент своего внешнеполитического воздействия. Он хотел создать для русского императора Павла Петровича видимость того, что они в большой игре с Бонапартом равноправные партнеры, но на самом деле руководить игрой на шахматной доске мира консул хотел единолично.
Уход войск Суворова из Швейцарии не означал, что русско-французская война завершилась. Несмотря на то, что военные действия между странами не велись, никаких дипломатических контактов не происходило. Оппоненты молчали, обдумывая как вести себя дальше, чью сторону принять. Русский император Павел Петрович кидался из крайности в крайность. С одной стороны его волновали мысли, подобные тем, какие излагал Ф.Ростопчин: «Франция, Англия и Пруссия кончат войну (второй антифранцузской коалиции) со значительными выгодами. Россия же останется ни при чем, потеряв 23 тысячи человек единственно для того, чтобы уверить себя в вероломстве Питта и Тугута, а Европу в бессмертии князя Суворова». Но Павел – ярый «борец за идею» легитимизма абсолютной монархии – не мог все же так просто пойти на сближение с республиканской Францией.
Наполеон первым предпринимает шаги по оживлению русско-французских отношений. Этот человек обладал великолепной политической смекалкой и неординарным умом, в каждый жест внешней политики Франции он вкладывал сразу два заряда: по Лондону и Вене с одной стороны и по Санкт-Петербургу с другой. Дискредитируя в глазах Павла Англию и ее союзников, он теснее и теснее сближался с русским самодержцем. В начале 1800 года консул просит у Пруссии посредничества в переговорах с Российской империей. Берлинский кабинет слишком переоценил свою роль и стал холоден и высокомерен с личными посланниками Наполеона Дюроком, а потом и Лавалеттом, что привело к выходу Пруссии из разряда держав, от которых зависел «лик Европы».
Русский император постиг свою ошибку при вступлении в европейский конфликт 1799-1800 годов. Сам по характеру очень противоречивый, рыцарственный, подозрительный, благородный и вспыльчивый, царь польстился на слезную мольбу о помощи своего австрийского собрата, польстился на роль защитника «законных» монархий. В русской армии и после ухода из Европы была популярна такая песня, сложенная солдатами:
Но на этот раз, как бы не старались Австрия и Англия склонить Россию к возобновлению военных действий в рядах коалиции, как бы горестно не призывал из Метавы Людовик XVIII Павла пресечь «революционную заразу», император готовился совершить свой самый значительный и грамотный за все короткое царствование шаг – он готовился к союзу с Францией.
Современники, которые рисовали его взбалмошным и чуть ли не сумасшедшим правителем, глубоко ошибались. Безусловно, некоторые его шаги вызывали недоумение и плохо скрываемый смех, но эта экстравагантность и неординарность произошли из детства цесаревича Павла Петровича. Августейшая мать его Екатерина Великая занималась более государственными делами, нежели своим ребенком.
«Доверив сына Панину (министру иностранных дел Российской империи) и возложив на него почти всецело заботы о его умственном, нравственном и физическом воспитании, – пишет Б. Глинский, – государыня, однако, приняла и соответствующие меры к тому, чтобы знать все, что делается и говориться около Павла Петровича». Подозрительный и замкнутый, наследник русского престола сумел перенять искусство управления державой у своих предков. И в течение 1800 года сознание управленца, политика, монарха взяло верх, в Павле пробуждался русский государь.
Царь, поборов в себе монархический консерватизм, в одно время с Наполеоном пришел к выводу, что союз России и Франции есть вернейшее решение. Два государства, не имеющие общих границ, а значит и острых противоречий, могли поддерживать дружественные отношения и быть союзниками, диктуя Европе и миру свои условия. Сам он говорил: «Долгое время я был того мнения, что справедливость находится на стороне противников Франции, правительство которой угрожало всем державам; теперь же в этой стране в скором времени водворится король (о Наполеоне), если не по имени, то по существу, что изменяет дело».
Таким образом, цели обоих правителей совпали, что привело к небывалому доселе сближению Франции и России.
Начался 1801 год – год, первые три месяца которого чуть было не изменили лицо мира и ход истории.
После того, как «берлинский» вариант сближения был признан непригодным, началась прямая переписка вначале между Талейраном и Паниным, а затем и между консулом и царем.
Характер самодержца был очень чуток к понятию «чести» в ее самой красивой, романтичной средневековой интерпретации. В Европе давно ходили едкие анекдоты о рыцарственных привычках русского монарха. Все знали о его любви ко всякого рода символичным церемониям и благородным жестам.. Прекрасно знал эти анекдоты и первый консул, но он догадывался, что если сыграть в политическую игру по правилам Павла Петровича, союз между Россией и Францией будет достигнут в ближайшее время. Сам он писал об этом так: «Надо оказывать Павлу знаки внимания и надо, чтобы он знал, что мы хотим вступить с ним в переговоры».
В первом же письме в Россию от 7 июля 1800, направленным Талейраном в русское правительство, содержалось предложение Бонапарта о возврате всех русских пленных (числом 6000 человек), захваченных французами в 1799-1800 гг. с новым оружием, в новой форме, скроенной лионскими мастерскими, и со всеми воинскими почестями. Через некоторое время Павлу был прислан меч, подаренный папой Львом X одному из гроссмейстеров Мальтийского ордена. В следующем послании говорилось о намерении оборонять Мальту от осадивших ее англичан.
Все эти жесты и подарки следовали в конце писем за полновесными политическими предложениями о «мире и союзе» как бы невзначай и на царя это возымело свое действие. Этими поступками, говоря словами историка С. Цветкова, Павел был «очарован», и в декабре 1800 года он уже писал Наполеону: «Господин Первый Консул. Те, кому бог вручил власть управлять народами, должны думать и заботиться об их благе… Постараемся возвратить миру спокойствие и тишину, в которых он так нуждается». Не углубляясь в развитие русско-французского сближения, которое наступило к началу 1801 года, стоит проследить те совместные колониальные проекты, которые Наполеон и Павел намеривались реализовать.
Осенью последнего года уходящего XVIII столетия Наполеон сказал русскому посланнику, сидя в глубоком кресле своего кабинета в Тюильри: «С вашим повелителем мы изменим лицо мира!». В ту же осень Павел сидел в библиотеке сырого Михайловского замка над картой Европы, потом он привстал и согнул ее пополам, пробурчав себе под нос: «Только так мы можем быть друзьями!». В Париже такие настроения понимали, как «Раздел мира между Дон-Кихотом и Цезарем».
Союз с Российской империей сулил огромные приобретения. Прежде всего, Россия имела в то время огромный авторитет, т.к. еще помнила Европа мерную поступь русских гренадер Суворова. Взяв Россию в объятия, Бонапарт старался оптимально использовать ее раздражение против Англии. Под нажимом Павла образовалась «Лига северных держав» из Российской империи, королевств Пруссии, Дании и Швеции, которая сохраняла вооруженный нейтралитет против туманного Альбиона. Причиной образования «северной лиги» стала невыносимая гегемония английской торговли. «Владычица морей» держала в руках почти всю мировую торговлю, что было крайне убыточно для других морских держав. Стараниями Франции к этому соглашению присоединились несколько Итальянских государств, Голландия, Испания и США. Из-за того, что русский кабинет резко изменил свой политический курс, Англия была поставлена в положение общеевропейской блокады.
Так как этой морской державе некому было теперь сбывать свои «кофеи», «табаки», пряности и специи, то в Лондоне появилось предчувствие кризиса. Еще с XVII века Англия всегда закупала русский хлеб, это было выгодно обеим сторонам. Англия имела малые урожаи со своих полей, тогда как Россия всегда экспортировала зерно и получала за это круглые суммы. С выдворением английского посла в России Чарльза Уитворда из Санкт-Петербурга, последовали разрыв дипломатических отношений, введение эмбарго на всю английскую собственность на территории империи, а также прекращение поставок хлеба. Английским островам угрожал голод, у правительства не было нужного количества запасов продовольствия, чтобы обеспечить потребность населения самостоятельно. Не было и денег, так как некому было продавать товары обширных британских колоний. Наступающий по всем фронтам политический и экономический кризис, активно поддерживаемый антианглийской коалицией, привел к отставке кабинета английского премьера Уильяма Питта – Младшего 2 февраля 1801 года.
Но нельзя сказать, что Англия не предпринимала ответных действий против «распоясавшегося» континента. Как только союзники сколотили антианглийский «вооруженный нейтралитет», Лондон отдает приказ захватывать все корабли, принадлежащие государствам «нейтралитета». В ответ на это Дания захватила Гамбург, а Пруссия Ганновер – земли, издавна принадлежащие Англии. Королевство на островах предприняло ответные действия: зимой 1801 года флот адмирала Паркера, пройдя вдоль берегов Швеции, вошел в Балтийское море и подверг варварской бомбардировке Копенгаген, где опять прославился адмирал Нельсон, бывший у Паркера заместителем. Дальше флот устремился в Финский залив к Ревелю, чтобы уничтожить балтийский флот Российской империи, чтобы, как говорил Нельсон: «Когда мы бросим якоря на Неве, а ядра наших пушек полетят прямо в окна царского Эрмитажа, русские грязные собаки догадались сами, что нельзя изгонять благородного джентльмена сэра Чарльза Уитворда, дабы любезничать с этим подлейшим мерзавцем и негодяем Бонапартом…».
Но вместо русского флота, благополучно ушедшего в Кронштадт, Нельсон нашел в Ревеле укрепленные форты, ощетинившиеся стволами сотни береговых орудий. Англичане не решились вступить в бой и отступили.
К Индии, к центру Земли и вершине мира устремились взгляды Наполеона-Цезаря и Павла-Дон-Кихота. «Павел понимал, – писал историк Александр Кацура, – что ключи к владенью миром спрятаны где-то в центре евразийского пространства… там, где сходятся границы России, Индии и Китая». Перед Англией нависла страшная тень глобального конфликта как минимум на трех фронтах, этот конфликт грозился обернуться крахом Британской колониальной империи.
Знаменитый Египетский поход, предпринятый французским полководцем в 1798 г., по замыслу Наполеона должен был стать лишь первым шагом для покорения Индии. Но после катастрофы при Абукире, когда адмирал Нельсон уничтожил французский флот, и неудачного похода в Сирию, Наполеон вернулся во Францию, где взял власть. Но даже в разгар политической борьбы он продолжал грезить Востоком.
В 1800 г. он заключает военно-политический союз с российским императором Павлом I, известным своей экспрессивностью, заражает его идеей совместного похода в Индию и предпринимает энергичные меры к его осуществлению. И лишь убийство Павла I помешало осуществлению этих планов. Предлагаем читателям узнать, как это происходило, как российские войска предприняли первое движение в сторону Центральной Азии, обозначив скорую перспективу присоединения этого обширного региона к Российской империи.
Планы и перспективы
«Приготавливаясь к экспедиции в Египет, я не собирался лишать престола великого султана. По пути туда я уничтожил дворянство Мальты, хотя до этого ему удалось сопротивляться силам Оттоманской империи» – признался Наполеон на Святой Елене. Франция затеяла египетскую экспедицию с целью завоевания английской Индии, но второстепенной целью было желание закрепиться в Северной Африке и Ближнем Востоке, т.е. превратить межконтинентальный бассейн Средиземноморья во «Французское озеро».
Придя к власти и разобравшись с внутренними проблемами, Наполеон Бонапарт, ставший Первым Консулом Французской республики, начал проводить активную внешнюю политику. Одной из ближайших политических задач для Франции он ставил продолжение французской экспансии в Передней Азии и устранения из Средиземного моря английского флота.
Официально считалось, что вернувшийся в Европу генерал оставил Египет оккупированным, а Мальту – присоединенной к Франции. В Африке французами командовал генерал Клебер, имевший под ружьем до 17000 солдат и сформированные им батальоны негров и арабов, а это еще 5000 человек. На Мальте стоял гарнизон генерала Вобуа в 3000 солдат. И Наполеон серьезно думал о возобновлении экспансии на Восток. Теперь он уже не мечтал о Восточной империи Македонского, а хотел изгнать англичан из Средиземноморья. Но орешек оказался не по зубам.
Османская Порта в конце XVIII века «трещала по швам», и достаточно было легкого дуновения, целенаправленного давления извне, чтобы огромная Турецкая империя развалилась. Готовясь к экспедиции в Египет, Бонапарт наладил переписку с пашами Янина и Скутари, правителями Греции, Албании и Македонии, эмиром Ливана и беями Алжира и Туниса. Главы этих провинций Османской империи были почти единовластными правителями в подконтрольных им землях. После провала египетского похода в Африку и Азию, Наполеон потерял с ними контакт.
Огромным ударом по политике превращения Средиземноморья во «французское озеро», стал захват русско-турецкими войсками важной стратегической базы в Адриатике – острова Корфу и других островов Ионического архипелага. В свое время Бонапарт писал Талейрану: «Ионические острова для нас интереснее всей Италии, вместе взятой. Я думаю, что если бы мы вынуждены были выбирать, то лучше бы было отдать всю Италию императору (австрийскому) и оставить эти острова себе».
С таким трудом завоеванные Бонапартом к 1798 году позиции в Средиземном море к 1800-1801 гг. оказались бездарно потерянными. Египетская армия брошена на произвол судьбы, флот уничтожен англичанами, Италия отвоевана Австрией и Россией, Мальта блокирована флотом Нельсона, а Ионические острова стали русско-турецкой провинцией.
Вторая антифранцузская коалиция распалась вскоре, после возвращения Наполеона Бонапарта из африканских пустынь в Европу. Русский император «разобиделся» на Австрию за предательство интересов армии Суворова в Альпах и на Англию, за ужасное обращение с русским экспедиционным корпусом в Голландии и за ее отказ вернуть России Мальту, чем и воспользуется потом Бонапарт.
Первый консул начал «прощупывание» почвы на счет создания коалиции против Англии – основного соперника Франции на мировой геополитической арене. Также постепенно он стал возвращать утерянные рубежи на Средиземном море.
6 мая он покидает Париж, форсированным переходом через альпийский перевал Сен-Бернар, Наполеон входит в Италию и за короткое время повторно завоевывает ее у Австрии. Мирный договор был заключен уже в феврале 1801 года. Через месяц был заключен новый договор между Испанией и Францией в Аранцуэце, по которому республика получала Западную Луизиану в Северной Америке, а саму Испанию в союзницы.
Все еще находясь в состоянии войны с Османской империей, в начале 1801 года Наполеон попытался послать в Египет небольшой флот адмирала Гантома с подкреплением для французской армии. Адмиралу был дан крайне категоричный приказ собрать все суда, которые способны не то, что плавать, а хотя бы держаться на воде, для транспортировки войск в помощь Клеберу. Но вспышка чумы на кораблях и бдительность английской эскадры помешали осуществлению этой операции. Страж морей, Великобритания прочно обосновалась в Средиземноморье. И, исчерпав всякие возможности, выдворить ее оттуда, первый консул запланировал ужалить Англию пикой русских казаков в самом ее больном месте – в Индии.
Россия, как инструмент французской внешней политики
Наполеон стремился сделать зоной французского влияния не только Средиземноморский бассейн. Изучая документы статистических служб, и памятуя об историческом опыте, консул прекрасно понимал, что торговые, экономические и политические интересы Франции и Англии будут пересекаться во всех уголках мира.
Складывалась неприятная картина: говоря словами историка А.Манфреда, «лев не мог достать кита в море, а кит льва на суше». Могущество Англии было, конечно же, в ее флоте, большом и быстроходном. Это государство могло мобильно перебросить сколь угодно значительные военные силы в любую часть мира, чтобы покорять, завоевывать и порабощать менее развитые цивилизации, земли и народы. Расширять свои владения за морями-океанами хотела и Франция. Отсюда и конкуренция, отсюда споры, отсюда и военные конфликты.
В течение всего XVIII века Англия и Франция вели бесконечные войны по всему миру: в Америке, в Азии и в Африке. Залогом успеха становился сильный флот, но тут Альбион оказался сильнее, французские верфи не успевали строить и спускать на воду новые суда, как те уже оказывались на дне морском. Такая дуэль континента и острова могла длиться бесконечно, но Наполеону попался на глаза один любопытный отчет французского агента Директории в России Гюттена от 1799 года.
«Союз с соседними нам державами будет непрочным и недолговечным… будем искать союз с великой державой, которая по своему географическому положению считала бы себя и действительно была бы в не опасности от нашей армии и наших принципов, – писал дипломат. – …Две державы, объединившись, могли бы диктовать законы всей Европе… Россия из своих азиатских владений… могла бы подать руку помощи французской армии в Египте и, действуя совместно с Францией, перенести войну в Бенгалию».
Именно так будет выглядеть русско-азиатская политика Бонапарта в ближайшем будущем и робкие слова этой записки «будет» и «могли бы» превратятся в «будут» и «смогут».
В своих самых сокровенных мечтаниях Наполеон хотел сделать из Российской империи удобный рычаг, инструмент своего внешнеполитического воздействия. Он хотел создать для русского императора Павла Петровича видимость того, что они в большой игре с Бонапартом равноправные партнеры, но на самом деле руководить игрой на шахматной доске мира консул хотел единолично.
Уход войск Суворова из Швейцарии не означал, что русско-французская война завершилась. Несмотря на то, что военные действия между странами не велись, никаких дипломатических контактов не происходило. Оппоненты молчали, обдумывая как вести себя дальше, чью сторону принять. Русский император Павел Петрович кидался из крайности в крайность. С одной стороны его волновали мысли, подобные тем, какие излагал Ф.Ростопчин: «Франция, Англия и Пруссия кончат войну (второй антифранцузской коалиции) со значительными выгодами. Россия же останется ни при чем, потеряв 23 тысячи человек единственно для того, чтобы уверить себя в вероломстве Питта и Тугута, а Европу в бессмертии князя Суворова». Но Павел – ярый «борец за идею» легитимизма абсолютной монархии – не мог все же так просто пойти на сближение с республиканской Францией.
Наполеон первым предпринимает шаги по оживлению русско-французских отношений. Этот человек обладал великолепной политической смекалкой и неординарным умом, в каждый жест внешней политики Франции он вкладывал сразу два заряда: по Лондону и Вене с одной стороны и по Санкт-Петербургу с другой. Дискредитируя в глазах Павла Англию и ее союзников, он теснее и теснее сближался с русским самодержцем. В начале 1800 года консул просит у Пруссии посредничества в переговорах с Российской империей. Берлинский кабинет слишком переоценил свою роль и стал холоден и высокомерен с личными посланниками Наполеона Дюроком, а потом и Лавалеттом, что привело к выходу Пруссии из разряда держав, от которых зависел «лик Европы».
Русский император постиг свою ошибку при вступлении в европейский конфликт 1799-1800 годов. Сам по характеру очень противоречивый, рыцарственный, подозрительный, благородный и вспыльчивый, царь польстился на слезную мольбу о помощи своего австрийского собрата, польстился на роль защитника «законных» монархий. В русской армии и после ухода из Европы была популярна такая песня, сложенная солдатами:
Как у нас было на Святой Руси,
У коренных было, у русских,
Пронеслась весть – нам солдатушкам
Весть радостная – во поход идти.
Пишет цесарский царь, пишет, просит
Нашего царя батюшку:
«Ой ты гой еси, православный царь,
Славянский царь всея Руси!
Помоги мне, царю – царю бедному,
Царю Римскому, немецкому.
Разгромили меня, погубили меня
Французишки безбожные,
Бьют напропалую мои войска цесарские…
Но на этот раз, как бы не старались Австрия и Англия склонить Россию к возобновлению военных действий в рядах коалиции, как бы горестно не призывал из Метавы Людовик XVIII Павла пресечь «революционную заразу», император готовился совершить свой самый значительный и грамотный за все короткое царствование шаг – он готовился к союзу с Францией.
Современники, которые рисовали его взбалмошным и чуть ли не сумасшедшим правителем, глубоко ошибались. Безусловно, некоторые его шаги вызывали недоумение и плохо скрываемый смех, но эта экстравагантность и неординарность произошли из детства цесаревича Павла Петровича. Августейшая мать его Екатерина Великая занималась более государственными делами, нежели своим ребенком.
«Доверив сына Панину (министру иностранных дел Российской империи) и возложив на него почти всецело заботы о его умственном, нравственном и физическом воспитании, – пишет Б. Глинский, – государыня, однако, приняла и соответствующие меры к тому, чтобы знать все, что делается и говориться около Павла Петровича». Подозрительный и замкнутый, наследник русского престола сумел перенять искусство управления державой у своих предков. И в течение 1800 года сознание управленца, политика, монарха взяло верх, в Павле пробуждался русский государь.
Царь, поборов в себе монархический консерватизм, в одно время с Наполеоном пришел к выводу, что союз России и Франции есть вернейшее решение. Два государства, не имеющие общих границ, а значит и острых противоречий, могли поддерживать дружественные отношения и быть союзниками, диктуя Европе и миру свои условия. Сам он говорил: «Долгое время я был того мнения, что справедливость находится на стороне противников Франции, правительство которой угрожало всем державам; теперь же в этой стране в скором времени водворится король (о Наполеоне), если не по имени, то по существу, что изменяет дело».
Таким образом, цели обоих правителей совпали, что привело к небывалому доселе сближению Франции и России.
Три месяца, чуть не изменившие мир
Начался 1801 год – год, первые три месяца которого чуть было не изменили лицо мира и ход истории.
После того, как «берлинский» вариант сближения был признан непригодным, началась прямая переписка вначале между Талейраном и Паниным, а затем и между консулом и царем.
Характер самодержца был очень чуток к понятию «чести» в ее самой красивой, романтичной средневековой интерпретации. В Европе давно ходили едкие анекдоты о рыцарственных привычках русского монарха. Все знали о его любви ко всякого рода символичным церемониям и благородным жестам.. Прекрасно знал эти анекдоты и первый консул, но он догадывался, что если сыграть в политическую игру по правилам Павла Петровича, союз между Россией и Францией будет достигнут в ближайшее время. Сам он писал об этом так: «Надо оказывать Павлу знаки внимания и надо, чтобы он знал, что мы хотим вступить с ним в переговоры».
В первом же письме в Россию от 7 июля 1800, направленным Талейраном в русское правительство, содержалось предложение Бонапарта о возврате всех русских пленных (числом 6000 человек), захваченных французами в 1799-1800 гг. с новым оружием, в новой форме, скроенной лионскими мастерскими, и со всеми воинскими почестями. Через некоторое время Павлу был прислан меч, подаренный папой Львом X одному из гроссмейстеров Мальтийского ордена. В следующем послании говорилось о намерении оборонять Мальту от осадивших ее англичан.
Все эти жесты и подарки следовали в конце писем за полновесными политическими предложениями о «мире и союзе» как бы невзначай и на царя это возымело свое действие. Этими поступками, говоря словами историка С. Цветкова, Павел был «очарован», и в декабре 1800 года он уже писал Наполеону: «Господин Первый Консул. Те, кому бог вручил власть управлять народами, должны думать и заботиться об их благе… Постараемся возвратить миру спокойствие и тишину, в которых он так нуждается». Не углубляясь в развитие русско-французского сближения, которое наступило к началу 1801 года, стоит проследить те совместные колониальные проекты, которые Наполеон и Павел намеривались реализовать.
Осенью последнего года уходящего XVIII столетия Наполеон сказал русскому посланнику, сидя в глубоком кресле своего кабинета в Тюильри: «С вашим повелителем мы изменим лицо мира!». В ту же осень Павел сидел в библиотеке сырого Михайловского замка над картой Европы, потом он привстал и согнул ее пополам, пробурчав себе под нос: «Только так мы можем быть друзьями!». В Париже такие настроения понимали, как «Раздел мира между Дон-Кихотом и Цезарем».
Союз с Российской империей сулил огромные приобретения. Прежде всего, Россия имела в то время огромный авторитет, т.к. еще помнила Европа мерную поступь русских гренадер Суворова. Взяв Россию в объятия, Бонапарт старался оптимально использовать ее раздражение против Англии. Под нажимом Павла образовалась «Лига северных держав» из Российской империи, королевств Пруссии, Дании и Швеции, которая сохраняла вооруженный нейтралитет против туманного Альбиона. Причиной образования «северной лиги» стала невыносимая гегемония английской торговли. «Владычица морей» держала в руках почти всю мировую торговлю, что было крайне убыточно для других морских держав. Стараниями Франции к этому соглашению присоединились несколько Итальянских государств, Голландия, Испания и США. Из-за того, что русский кабинет резко изменил свой политический курс, Англия была поставлена в положение общеевропейской блокады.
Так как этой морской державе некому было теперь сбывать свои «кофеи», «табаки», пряности и специи, то в Лондоне появилось предчувствие кризиса. Еще с XVII века Англия всегда закупала русский хлеб, это было выгодно обеим сторонам. Англия имела малые урожаи со своих полей, тогда как Россия всегда экспортировала зерно и получала за это круглые суммы. С выдворением английского посла в России Чарльза Уитворда из Санкт-Петербурга, последовали разрыв дипломатических отношений, введение эмбарго на всю английскую собственность на территории империи, а также прекращение поставок хлеба. Английским островам угрожал голод, у правительства не было нужного количества запасов продовольствия, чтобы обеспечить потребность населения самостоятельно. Не было и денег, так как некому было продавать товары обширных британских колоний. Наступающий по всем фронтам политический и экономический кризис, активно поддерживаемый антианглийской коалицией, привел к отставке кабинета английского премьера Уильяма Питта – Младшего 2 февраля 1801 года.
Но нельзя сказать, что Англия не предпринимала ответных действий против «распоясавшегося» континента. Как только союзники сколотили антианглийский «вооруженный нейтралитет», Лондон отдает приказ захватывать все корабли, принадлежащие государствам «нейтралитета». В ответ на это Дания захватила Гамбург, а Пруссия Ганновер – земли, издавна принадлежащие Англии. Королевство на островах предприняло ответные действия: зимой 1801 года флот адмирала Паркера, пройдя вдоль берегов Швеции, вошел в Балтийское море и подверг варварской бомбардировке Копенгаген, где опять прославился адмирал Нельсон, бывший у Паркера заместителем. Дальше флот устремился в Финский залив к Ревелю, чтобы уничтожить балтийский флот Российской империи, чтобы, как говорил Нельсон: «Когда мы бросим якоря на Неве, а ядра наших пушек полетят прямо в окна царского Эрмитажа, русские грязные собаки догадались сами, что нельзя изгонять благородного джентльмена сэра Чарльза Уитворда, дабы любезничать с этим подлейшим мерзавцем и негодяем Бонапартом…».
Но вместо русского флота, благополучно ушедшего в Кронштадт, Нельсон нашел в Ревеле укрепленные форты, ощетинившиеся стволами сотни береговых орудий. Англичане не решились вступить в бой и отступили.
К Индии, к центру Земли и вершине мира устремились взгляды Наполеона-Цезаря и Павла-Дон-Кихота. «Павел понимал, – писал историк Александр Кацура, – что ключи к владенью миром спрятаны где-то в центре евразийского пространства… там, где сходятся границы России, Индии и Китая». Перед Англией нависла страшная тень глобального конфликта как минимум на трех фронтах, этот конфликт грозился обернуться крахом Британской колониальной империи.
Продолжение
